Булат Нигматулин: «Высокие цены на энергоресурсы убивают экономический рост»
В энергостратегии нет главного
Несмотря на колоссальный опыт в энергетической сфере, член Генсовета ПАРТИИ ДЕЛА, генеральный директор Института проблем энергетики, доктор технических наук, профессор Булат Нигматулин признается: его очень волнуют отраслевые проблемы не только потому, что он энергетик, но и потому, что гражданин России.
В интервью газете «Энергетика и промышленность России» Булат Искандерович рассказал без купюр о текущей ситуации в отечественном топливно-энергетическом комплексе, причинах, препятствующих развитию энергомашиностроения, а также поделился мнением по другим острым вопросам.
— Булат Искандерович, какими вы видите перспективы развития российской энергетики? Удастся ли, на ваш взгляд, достичь целей, обозначенных в Энергостратегии до 2035 года?
— В целях, которые прописываются в энергетических стратегиях, нет самого главного — там не указывается, какие уровни цен должны быть на энергоносители: на электроэнергию для населения, промышленных потребителей и коммерческих организаций; на тепло, углеводородное топливо, газ для приготовления пищи и так далее. В энергостратегиях, как правило, приводят прогнозные объемы добычи газа, нефти, производства электроэнергии, тепла. Электроэнергия и тепло — наша внутренняя история, а конъюнктура для развития нефтегазового комплекса и роста объемов добычи угля связана только с внешними рынками. Заодно в энергостратегиях рассказывается, какие технологические прорывы должны быть сделаны во всех сегментах топливно-энергетического комплекса.
Этого абсолютно недостаточно, потому что ТЭК — плоть от плоти нашей экономики, на экономический рост в стране он влияет с двух сторон. С одной — он должен обеспечивать экономический рост внутри страны при оптимальном уровне цен на энергоносители (ключевая проблема определения оптимальных цен), с другой — приносить деньги за счет экспортной составляющей при продаже энергоресурсов. Проблема в том, что внутренние цены сейчас практически не обсуждаются, они только растут в текущих ценах. Казалось бы, обсуждаются темпы роста потребления, но их никак не связывают или плохо связывают с ростом экономики, темпа роста ВВП. Есть же конкретные связи между темпами роста ВВП и электро-, теплопотребления, потребления углеводородного топлива. Почему-то никто не говорит об оптимальных ценах на электроэнергию, тепло, углеводородное топливо, газ, которые должны не убивать экономический рост, а максимально его поддерживать. При подготовке энергостратегии этот вопрос нужно обсуждать в первую очередь. Пока же высокие цены на энергоресурсы внутри страны убивают экономический рост.
Приведу некоторые цифры. Затраты конечных потребителей на конечные энергоносители — электроэнергию, тепло, углеводородное топливо, газ (не для производства тепла, а для других нужд, например, связанных с приготовлением пищи) в России в 2018 году составили 9,3% в долях ВВП. Для сравнения: в 2018 году в США было 6%, в Польше 8,3%, в новых и старых странах ЕС между 6 и 8%. Следует отметить, что в 2020 году эти доли, скорее всего, будут ниже в связи с резким падением цены нефти, газа и угля на мировых рынках и снижением их потребления.
Еще одна важная цифра. У нас затраты конечных потребителей на электроэнергию в долях ВВП в 2018 году достигали 4,4%, а в мире — 3,5%. Под миром я подразумеваю восемь стран, чья доля в мировом ВВП достигает 75%, а именно США, Китай, Евросоюз в целом, Индию, Японию, Южную Корею и Канаду.
В России половина электропроизводства происходит на газовых ТЭС. Именно под цену электроэнергии с этих ТЭС подстраивается цена электроэнергии с других типов электростанций (АЭС, ГЭС, угольных ТЭС). В себестоимости электроэнергии газовых ТЭС цена газа составляет до 80%. Таким образом, цена газа определяющим образом влияет на цену генерации. Другая составляющая — оплата на мощность, плюс оплата по договорам поставки мощности (ДПМ). Чтобы снизить цену электроэнергии в России, необходимо заморозить внутреннюю цену на газ для электростанций и существенно ограничить строительство новых электростанций, а также существенно сократить затраты на модернизацию действующих ТЭС, оплату которой предполагается обеспечивать. Эти меры необходимы для того, чтобы снизить цену электроэнергии для конечных потребителей минимум на 20%.
— В настоящее время большое внимание уделяется развитию ВИЭ. Оправдано ли это, ведь Россия богата углеводородами, и в перспективе, по оценкам аналитиков, вклад альтернативных источников энергии в энергобаланс России будет незначительным?
— Ежегодно на ВИЭ тратятся колоссальные средства — примерно 100 миллиардов рублей в год, они покрываются за счет надбавки к цене сетевых услуг, которые ложатся на плечи потребителя. Никто не спрашивает его мнения по этому поводу. Лоббисты ВИЭ все время повторяют мантру, что мы катастрофически отстали от других стран, которые развивают зеленую генерацию. Ну и что? Это как-то снизит цену на электроэнергию для потребителей, хотя бы в будущем? А если снизит, то когда? Об этом вообще никто не говорит!
Я не имею ничего против новых видов генерации, но если хотите развивать солнечную или ветровую энергию, пожалуйста — возьмите кредит в банке. А если хотите создать «народную зеленую» электроэнергетику — объявите подписку, выпустите облигацию с каким-то годовым процентом, превышающим тот, что сегодня в гособлигациях, примерно на 7–8% годовых, получите деньги с рынка и, когда будут построены соответствующие объекты, превратите облигации в акции на собственность этих производств. Собственники акций становятся участниками проекта: они будут входить в совет директоров и смогут спрашивать, как эксплуатируются эти ВИЭ, и будут требовать дивиденды на возврат инвестиций и так далее. Если дивиденды окажутся маленькие, то прогонят менеджмент. Таким образом, затраченные деньги будут возвращаться обратно потребителям, а не в карман конкретных собственников, которые пролоббировали специальную надбавку к цене на электроэнергию на ВИЭ.
Вы думаете, что, допустим, у BP есть какой-то сверхмощный мажоритарный акционер? Ничего подобного. Эта компания может называться «народной» — у нее огромное количество акционеров с максимальной долей акций не более 1–2%.
Мне могут возразить: «Ну, как же так, уважаемый Булат Искандерович, вы же энергетик и должны мыслить по-другому». Да, я энергетик, но еще и экономист, и гражданин России. Если вы хотите, чтобы у нас появились новые технологии в энергетике, например, в сфере ВИЭ, то, пожалуйста, скажите, когда сможете продать ваши развитые новые технологии за границей, когда сможете реализовать проекты в Китае, Западной Европе, на Ближнем Востоке? Сейчас наши компании хвалятся тем, что у них объем заказов на строительство СЭС в Казахстане составляет около 250 МВт, например. Ну и прекрасно! Вот и зарабатывайте там! Но почему сегодня с нас безвозвратно и безотчетно берут деньги, прикрываясь словами о том, что мы куда-то опаздываем? Некоторые известные личности продавливают идею развития ВИЭ, никак не спрашивая потребителя, а сами, я нисколько в этом не сомневаюсь, имеют с этого значительные деньги, при этом повышая без того высокую цену на электроэнергию.
— Достаточные ли сегодня инвестиции направляются в российскую научную школу, на НИОКРы? Нередко ученые отмечают, что их разработки «пылятся на полках» из-за нехватки средств для воплощения разработок — у государства денег нет, частных инвестиций стало меньше. Как, на ваш взгляд, можно решить данную проблему? Какова роль государства в этом вопросе?
— Для того чтобы инвестировать в науку, в том числе отраслевую, в государственном бюджете должны быть деньги на это. Речь идет о так называемых социальных расходах, куда входят затраты на здравоохранение, образование, науку, культуру, спорт, пенсии, поддержку безработных, материнский капитал, все это составляет 20% в долях ВВП. А в новых странах Евросоюза, например, Польше, 27%, в старых странах ЕС — в среднем 33%. К слову, в Европе налоговое обременение доходов сверхбогатой части населения составляет примерно 45–50%, в Америке 40%, Северной Европе 55–60%, Южной Европе 45%. А у нас сейчас 13%, с нового года будет 15% с богатых граждан с годовым доходом выше 5 миллионов рублей. Вот и делайте выводы, сколько недоплачивают в госбюджет богатые люди. По моим расчетам, внутри страны доходы сверхбогатого населения составляют около 8 триллионов рублей. Если бы они платили налоги в размере 30–40%, то в бюджет поступало бы дополнительно около трех триллионов рублей, а это 3% в долях ВВП. Кроме того, сверхбогатые люди ежегодно выводят за границу порядка 50–60 миллиардов долларов, с которых, по словам Президента РФ Владимира Путина, уплачивалось налогов около 2%. А если с них посчитать 30–40%, то еще получаем около 1 триллиона, или 1% ВВП. Итого 4% ВВП.
Эти деньги так необходимы в России для развития здравоохранения, образования, науки, культуры, на социальные расходы. В результате инженеры, научные работники, преподаватели вузов и другие специалисты, которые 35 лет тому назад были двигателями перестройки, сегодня стали изгоями. Многие 65-80-летние энергетики в свое время вложили много сил, знаний и умений в развитие технологий, которые мы утратили и сейчас вынуждены покупать за границей: например, металлургическую продукцию, титановое, жаропрочное литье по выплавляемым моделям, крупномасштабные паковки для газовых турбин большой мощности. Даже корпусное литье проще и дешевле сделать за рубежом, создав собственные расчетные коды. В настоящее время практически все проектные и конструкторские работы проводятся на зарубежных программных продуктах. Особо хочу подчернить весь современный станочный парк и металлорежущий инструмент (средства производства) — это все приобретено по импорту (из ЕС, Японии, США, Китая и других стран). Даже те станки, которые имеют отечественный бренд, оснащены основными комплектующими (шпиндели, подшипники, ЧПУ, электромоторы и сервомоторы, направляющие и так далее) — зарубежного производства.
В России очень слабые и макро-, и отраслевые экономисты, а энергетики больше думают о развитии бизнеса. У нас нет системного подхода, какой был в советское время. Об этом почему-то никто не говорит. Чтобы был системный подход в стране, должен быть системный подход в каждой отрасли, у каждого министерства. И он должен формироваться профильным отраслевым институтом. Минэнерго не в состоянии сформировать сметы, бюджеты и целевые требования себестоимости электроэнергии для населения и промышленности без таких проектных институтов, как ВНИПИ, ТЭП и Энергосетьпроект. В итоге бессистемные решения приводят к росту цен на электроэнергию, тепло, углеводородное топливо, что убивает экономической рост в экономике и сильно напрягает бюджеты домашних хозяйств.
— Как бы вы оценили ситуацию в отечественном энергомашиностроении?
— То, что происходит в данной сфере, иначе, как полный абзац, назвать нельзя. Заканчивается бум строительства электростанций, который начался в 2008 году, в связи с запуском программы ДПМ-1. В рамках этой программы был поставлен значительный объем зарубежного оборудования. Закупались чужие газовые турбины, котельное, электротехническое и вспомогательное оборудование, потому что в стране не было развито свое производство. Замечу: потребитель платил за электроэнергию в рамках ДПМ, и теперь с запуском ДПМ-штрих будем платить до 2035 года — эти долги заложены в построенных энергоблоках.
От программы ДПМ в основном выиграли зарубежные производители энерго- и электромашиностроительного оборудования, некоторые заказы получили и наши компании. Однако в силу того, что российская наука деградировала, в нее давно не поступали достойные инвестиции, мы технологически отстали от иностранных предприятий, с которыми прежде были наряду, а иногда даже более передовыми, чем они.
Профессионалов, которые хорошо знали тяжелое транспортное и энергомашиностроение, в стране практически не осталось-либо они уже ушли на пенсию, либо умерли, либо еще не «выросли» на новых проектах — люди вырастают, когда решают большие задачи.
У России есть последние 4–5 лет для сохранения собственного энергомашиностроения. Пока еще можно обратиться к знающим и умеющим созидать — людям, рожденным до 1963 года, которые получили не только образование, но и достаточный опыт созидания в СССР. С уходом этих специалистов — конструкторов, технологов, рабочих, проектировщиков, монтажников и строителей потеряется критическая масса компетенции и специалистов, способных замкнуть всю производственную цепь от идеи до работающего современного объекта, сделанного и построенного нашими гражданами.
— Какие еще шаги можно предпринять для исправления ситуации?
— Я считаю, что действовать нужно кардинально — избавляться от чиновников, лоббирующих повышение цены на электроэнергию. В отрасли нужны ответственные, дисциплинированные люди, которые будут понимать, что их действия контролируются и они не смогут совершить ни одного нечестного поступка, а если и сделают его, то обязательно будут нести за это ответственность.
Еще один важный момент — нужно проводить честные, открытые разговоры с коллективами, собственниками, правительством. Кроме того, нужно выполнять наказы Президента РФ — если он поставил цель достичь 4% роста ВВП, то руководитель каждой отрасли должен отчитываться, какой вклад его отрасль вносит в эти 4%.
Я надеюсь, что еще есть люди, которые могут это сделать, но скоро их не будет. И тогда нам придется, как всем нашим царям начиная с Петра I, приглашать немцев, например, для восстановления энергомашиностроения России.
— В мае 2019 года Указом Президента РФ утверждена Доктрина энергетической безопасности РФ, где отражены официальные взгляды на обеспечение энергобезопасности РФ. Одновременно с очень правильными тезисами доктрины на деле встречаем обратное. Например, большую часть атомного оборудования, поставляемого для строительства зарубежных АЭС, заказывает в условиях американских санкций такой откровенный протекционизм в отношении зарубежных производителей выглядит крайне удивительным. Почему принимаются такие полярные решения? Чем они грозят российским производителям?
— Мы должны понимать: единственное, в чем мы можем конкурировать в сфере энергомашиностроения, это строительство атомных станций на своем оборудовании. Сегодня у нас подписаны контракты на строительство АЭС в нескольких развивающихся странах мира. Причем строим за свои, бюджетные, деньги, которые должны с прибылью вернуться обратно в нашу страну. Я считаю, что мы должны поставлять оборудование для таких проектов в нашей локализации. Для этого надо поддерживать «Силовые машины», чтобы они могли серийно поставлять не только быстроходную, но и тихоходную турбину большой мощности. Это действительно большая работа. Надеюсь, что цели, обозначенные в части локализации, будут выполнены. Но в атомной энергетике нужно сам проект энергоблока сделать конкурентоспособным по сравнению с китайским и корейским. Это значит, придется снизить стоимость капитальных затрат на строительство атомного энергоблока минимум на 20–25%: на 1 МВт установленной мощности должно быть в разы меньше бетона, арматуры, металла, оборудования, размера площадки. Если мы ничего не будем делать, то международные рынки строительства АЭС захватят китайцы и корейцы, которые не сидят на месте.
Отрасли нужны молодые лидеры, какими в свое время были Е. И. Игнатенко (отвечал за восстановление Чернобыльской АЭС, строительство Кольской, Балаковской, Ростовской АЭС и др.), Р. Г. Хенох (начальник строительства Запорожской АЭС), А. И. Максаков (отвечал за строительство Балаковской АЭС), В. П. Невский (отвечал за строительство Белоярской АЭС) и многие другие замечательные руководители строительства АЭС в Советском Союзе.
Как не стать заложниками чужих взглядов?
— Булат Искандерович, часто звучат заявления о том, что российская энергетика достойно выдержала испытание пандемией COVID-19. Как вы считаете, пандемия действительно была испытанием для ТЭКа?
— Я не понимаю, что значит «достойно выдержала». У нас есть резервы, составляющие примерно 20% от максимума электрической нагрузки в год, то есть от максимальной нагрузки, которая была в последние годы, она с 2008 года не меняется. Это примерно 153–155 ГВт. С учетом резервирования мы должны иметь 185 ГВт. Сегодня у нас установленные мощности составляют более 240 ГВт, а располагаемые 225 ГВт. То есть еще имеются сверхрезервы около 40 ГВт относительно располагаемой мощности. ТЭК функционирует в штатном режиме, о каких выдающихся достижениях во время пандемии идет речь, не знаю.
— В завершение беседы хотелось бы узнать у вас, какими вы видите энергетиков и управленцев будущего?
— Я считаю, что нужны разные специалисты, достаточно глубоко понимающие технологии, тонкости производства или бизнеса, которым они управляют. Посмотрите, какие фирмы процветают за рубежом. Microsoft развил ее собственник Билл Гейтс, создавший эту продукцию. Успех Apple — заслуга Стива Джобса. Всеми активными мощными компаниями руководят люди, знающие тонкости создания и производства тех продуктов, которые они продают, то есть инженеры, ставшие бизнесменами. В нашей стране таким примером является Аркадий Волож — создатель компании «Яндекс». Как только к управлению приходит экономист или юрист, то на конкурентном рынке в большинстве случаев провал. Пример — компания GE, которая 20 лет назад входила в десятку лучших. Пришли экономисты, погубили ее, и сегодня она еле выживает.
В российском ТЭКе компании, которые управляются экономистами, юристами или филологами, обеспечивают свое безбедное существование за счет административного ресурса и постоянного повышения цены внутри страны. Хотелось бы, чтобы в руководстве компаний ТЭКа и в других отраслях промышленности были только компетентные люди, понимающие тонкости технологий производства продукции, с которой их компании выходят на рынок. В противном случае руководители компаний становятся заложниками людей, рассказывающих, что им надо делать. Часто взгляды этих людей могут не соответствовать целям развития компании, отрасли и государства.
Источник: газета «Энергетика и промышленность России»
Источник фото: газета «Энергетика и промышленность России»