Владимир Боглаев о методах борьбы с повышением цен на металл - Партия Дела
Присоединиться
Globallookpress.com
Soviet Latvia 1980-1990. Economically developed Baltic republic within the former USSR. In the photo: open-hearth shop of the Liepaja plant "Sarkanais metallurgs". Steel spill.

Несмотря на сопротивление, олигархи потерпели полное поражение. Государство вводит экспортные пошлины, которые снизят стоимость металла на внутреннем рынке и изымут сотни миллиардов сверхприбыли в пользу бюджета. О том, как надо оценивать эти решения и что они принесут отечественной экономике, в студии «Первого русского» рассказал по скайпу член Генсовета ПАРТИИ ДЕЛА, генеральный директор Череповецкого литейно-механического завода Владимир Боглаев.

— Как производственники оценили решение правительства от 24 июня? Ожидаете ли вы снижение цен? Как я понимаю, для вас этот суперцикл сырьевой стал настоящим шоком?

— Конечно, мы надеемся на то, что цены несколько припадут. Но, откровенно говоря, мы не верим в то, что цены вернутся на уровень, который был до подъёма. То есть в два раза они точно не упадут.

Сегодня себестоимость машиностроительной продукции там, где переделы короткие, медленно, но верно растёт вверх. Цены на изделия, которые выпускают обрабатывающие заводы, выросли на 70% — это мы видим по продукции наших поставщиков комплектующих, где металл составляет львиную долю.

И мы понимаем, что это неизбежно, практически вся продукция в течение года-полутора обязана повторить рост стоимости металла. То есть если металл вырос на 80 процентов, то как бы Центробанк ни издевался над процентной ставкой, надо ожидать, что в том или ином виде вся продукция, которая состоит из металла, должна соответствующим образом вырасти в цене.

И нас уже готовят потихоньку к мысли, что отечественный автопром откажется от производства дешёвых автомобилей, к которым мы привыкли, и начнёт выпускать более дорогие сегменты. На самом деле это не что иное как скрытая необходимость неизбежного повышения цен на весь наш отечественный автомобилестроительный передел.

— А в чём логика тут? Неужели у металлургов такое огромное лобби? Это не банки, не ТЭК.

— Насчёт того, какое лобби у металлургов, нам показало вступление в ВТО. Документ о вступлении в эту организацию предписывает уничтожение производства высокотехнологической продукции в России.

Этот документ был ратифицирован Госдумой — фактически это результат и лоббизма наших металлургов. Они пролоббировали на уровне всех государственных ветвей власти документ, предписывающий уничтожение нашей промышленности, а это показывает, что лобби достаточно сильное.

С другой стороны, я не стал бы рассматривать данную ситуацию с точки зрения только тактики. Давайте откровенно, Россия находится в одном из наиболее острых геополитических периодов. Я бы рассматривал ситуацию по уничтожению нашего государства в рамках системных действий со стороны наших оппонентов, или наших партнёров, как хотите их назовите.

Исходя из этого, нынешнее повышение цен со стороны металлургии укладывается в очень чёткий прослеживаемый шаг, который надо было сделать, чтобы страну уничтожить. Я поясню свою мысль. За последнее время одним из серьёзнейших ударов по обрабатывающей промышленности после развала 91-го года стала девальвация 2014 года. Она состояла из двух вещей, которые должны были уничтожить часть выживших обрабатывающих производств России.

То есть, если предположить, что ваши промышленные предприятия, в основном, закредитованы, а возможности увеличивать оборотные средства за счёт привлечения кредитов у вас ограничены, то простое снижение стоимости рубля в два раза привело к тому, что было снижено в объёмах и в натуральных единицах производство, зависимое от импорта, тоже примерно в два раза.

В конечном итоге всё это привело к определённым вещам. Во-первых, на многих производствах произошло физическое снижение объёма продукции, но они были спасены за счёт тех предприятий, которые смогли получить доступ к кредитам. То есть падение производства в какой-то мере удалось предотвратить. Но при этом был запущен механизм снижения доходов населения. И мы это видим сейчас. Но уничтожить наши обрабатывающие производства «партнёры» всё-таки не смогли.

А что сейчас произошло после повышения стоимости металлов? Какие производства у нас действительно являются металлоёмкими? Вовсе не строительство жилья, а машиностроение. Но удар пришёлся не только по нему….

— Вы ведёте к гособоронзаказу?

— Поймите, машиностроение — это не только гособоронзаказ. Это и кадры, и технологии, которые невозможно восстановить за десять лет.

— Если в отрасли нет денег, нет кадров, всё производство развалится. Они, эти «партнёры», могли бы какие угодно планы вынашивать, но ничего бы сделать не смогли, если бы у них не было своих агентов влияния. И мы видим тут целую цепочку событий.

Всё-таки будем надеяться на то, что нынешние меры помогут снизить внутренние цены на металл, а значит — и себестоимость продукции высокотехнологичных отраслей.


Материальные фонды здесь — а активы давно за рубежом

Дмитрий, в этой ситуации вопрос не столько в прибылях, сколько в том, где эта прибыль остаётся, где платятся налоги и в какой экономике она работает. Давайте мы посмотрим сейчас бенефициаров крупнейших металлургических компаний. НЛМК — Кипр, офшор. «Северсталь» — пять офшорных компаний, бенефициары. ММК — Кипр снова. У меня есть такое подозрение, что нынешняя ситуация связана не только с тем, чтобы изъять эту сверхприбыль, сколько надавить на металлургов с целью перерегистрации хотя бы в отечественные офшоры.

— Конечно, это необходимо сделать, чтобы тем самым замкнуть всю финансовую логистику внутри страны.

— Тогда мы не будем рассуждать о том, кто владелец этих компаний, государство или частный бизнес, если деньги остаются в стране.

— Скажем так: это будет намного лучше. То есть этот вопрос будет не настолько принципиальный. Потому что в данном случае эти компании, по сути дела, иностранные. И с точки зрения всей финансовой логистики эти компании иностранные, не наши. Хотя акции их торгуются на бирже в России.

И это, конечно, вывод активов, когда у нас находятся материальные фонды, а прибыль и фактическая собственность регистрируются где-то в другом месте. Это схема, которая досталась нам с 90-х годов и от которой мы до сих пор страдаем.

Чтобы эту схему разрушить, необходимо оказывать давление. Как раз в этом направлении правительство и двигается, то есть здесь всё хорошо. Однако есть ещё и импорт инфляции, и эта проблема очень глубокая. Связана она с организацией самого денежного обращения в стране.

У нас пытаются выстроить гибридную модель экономики, которая совмещает свободу перемещения капитала, которому не задают никаких вопросов — как эти деньги ходят, куда уходят. И ещё это вопрос национальных интересов. Потому что если мы исходим из того, что у нас либеральная экономика, тогда у нас национальной экономики нет. Тогда это одна концепция.

— Тогда мы часть этой глобальной системы мироустройства, где нам уготована роль поставщика дешёвых природных ресурсов, и кстати, металлургической продукции тоже, как продукции самого низкого передела. Поэтому ВТО и пролоббировали.

— Кстати говоря, они в итоге от этого проиграли. Потому что качественные марки стали оказались там не нужны. А вот чугун — пожалуйста. Потому что на всех уровнях работает принцип примитивизации, и даже получая какие-то тактические преимущества на какое-то количество лет, в итоге вы получите то, что у вас заводы закроются, вы упакуете чемодан и уедете в Лондон к своему банковскому счёту.

Может быть, это и есть предел их мечтаний. Но это явно не то, что нужно государству. Государству нужно другое. Государству нужно, чтобы отечественная промышленность развивалась хотя бы в соответствии с требованиями собственного рынка.

— А у нас он есть?

— Конечно.

— Когда заявляют о том, что мы должны ориентироваться на внутренний рынок — это 147 миллионов плюс ЕАС, итого — примерно 170–180 миллионов.

— Это неплохо для промышленности, у которой не самое глубокое разделение труда. Для сбыта чипов — мало, там очень длинные цепочки поставок, большая глубина разделения труда, необходимы большие масштабы производства, высокие рейтинги.

Но мы о чипах не говорим. Мы говорим о металлургии в терминах академика Сергея Глазьева. Это четвёртый технологический уклад, когда ещё не было никакой глобализации, когда был Сталин и закрытые границы.

— Тогда и рынок у нас был другой.

— Но я говорю о сути. Я говорю не о рынке с точки зрения машинерии, а о рынке с точки зрения тонн и потребления. Оно что тогда, что сейчас одинаковое. Поэтому здесь необходимо прийти к пониманию, что финансовая политика государства должна быть ориентирована на создание условий для развития внутренней экономики, а не для создания условий обеспечения бухгалтерского роста ВВП в рамках глобальной системы.

— Но они даже с этим условием не справляются. У нас в номинальном выражении, если считать в долларах, ВВП падает. В рублях — растёт, но там смешные проценты, это называется естественный рост, когда экономика растёт при любых обстоятельствах ввиду технологического прогресса.

— Конечно, потому что если вы интегрировались в глобальную экономику, а она не даёт вам кредита, потому что её хозяева лишают вас доступа к своим рынкам и кредитным ресурсам, вы не можете расти.

— У нас разве нет внутренних ресурсов?

— При той финансовой политике, которая проводится у нас, наши внутренние ресурсы вывозятся за иностранную валюту за рубеж, аккумулируют её в офшорах. Что вы здесь можете вырастить?

— То есть абсолютный когнитивный диссонанс, когда одни министерства нацелены на решение одних задач, другие на решение других. Поэтому и сложилась эта ситуация с металлургами, которую мы сегодня обсуждаем.

— Но у нас есть господин Белоусов, который понимает, что нужно настоящей экономике.

— Вот, кстати, что говорит по этому поводу Андрей Белоусов:

«Хотел бы обратить особое внимание на то, что принимаемые меры не являются альтернативой и не должны затормозить работу, которая развёрнута сейчас госзаказчиками и металлургическими компаниями по корректировке контрактных цен, — работу, которую сейчас проводят компании под эгидой Минпромторга и Минстроя. Тем более что это касается не только текущего года, но и последующих годов, 2022–2024 годов».

— То есть мы видим абсолютно системную работу, когда государство использует максимально возможное количество инструментов, как фиксированные цены, хотя бы для госзаказа, но у нас госзаказ триллионы.

— Долгосрочные контракты — это абсолютно нормальный инструмент. Более того, биржевые долгосрочные контракты — это абсолютно нормальный инструмент. Вот эти меры не противоречат тому, что я говорю о необходимости создания открытого торгового рынка. Там можно торговать фьючерсами на металл годовыми, двухлетними, какими угодно. И это очень хороший инструмент в управлении финансового планирования. Это всё надо делать.

— Вы говорите о формировании внутренней цены, но разве она не будет всё равно зависеть от мировой?

— Если она уже фиксирована в контрактах, то нет, потому что контракты — это обязательные вещи.

Полностью материал читайте на сайте телеканала «Царьград»

Следующая новость
Владимир Гамза: «В сфере цифровых финансовых активов в РФ сегодня больше противоречий, чем понимания»