Миграционный джихад и моральный кризис Запада. Колонка американского писателя Срджа Трифковича
Мы возобновляем наш цикл публикаций членов Международного консервативного клуба. Сегодня — первая часть статьи обозревателя журнала Chronicles, доктора истории Саутгемптонского университета
Лицо Европы меняется от полярного круга до Гибралтарского пролива. Её южная морская граница широко открыта. В ближайшие несколько десятилетий, если нынешние тенденции продолжатся, мы будем свидетелями массового замещения населения всего Старого света. Уничтожающая Европу падающая рождаемость в сочетании с высокой рождаемостью продолжающих прибывать на континент мигрантов, быстро его преображают.
Снижающийся уровень рождаемости коренных европейцев совпадает с институционализацией ортодоксального ислама в Европе и повторной исламизацией его мусульманской диаспоры. Шпенглеровское предсказание медленного, постепенного «Заката Европы» отсутствует; в текущей форме закат будет быстрым и конечным. Европа сталкивается с демографически активным, идеологически высокоразвитым, но децентрализованным, структурно аморфным исламистским цунами. Он имеет глобальные масштабы и чётко обозначенные, неограниченные амбиции. Современный подъем ислама как идеологии и политического движения — явление, которое нельзя сравнивать в динамизме, энергии и последствиях с любым другим современным вероучением или догмой. Он опирается на демографию как парадигматический инструмент ассиметричной войны, чтобы достичь долгосрочных геополитических результатов, недостижимых другими средствами. Эта угроза требует хладнокровно поставленного диагноза и твёрдого отпора.
Проблема в том, что осмысленный дискурс не допускается ярыми защитниками «политической корректности». Как в Америке, так и в Европе элитарный консенсус заключается в том, что непрерывная, открытая иммиграция в целом — и существование постоянно растущей мусульманской диаспоры в западном мире в частности — должны рассматриваться как данность, а не проблема. Но этот консенсус должен быть подтверждён доказательствами, а не предполагаемыми нормами приемлемости публичного дискурса, введёнными теми, кто сам создал эту проблему.
«В один прекрасный день миллионы людей покинут южное полушарие этой планеты, чтобы взорваться на северном», — сказал президент Алжира Хуари Бумеденен в своем знаменитом выступлении на Генеральной Ассамблее ООН в 1974 году. «Они взрываются, чтобы победить, и они будут побеждать, населяя его своими детьми. Победа придет к нам из чрев наших женщин». Последующая половина века породила множество явлений, которые кажутся исполнением его пророчества. Стареющая Европа не обновляет своё населения, но принимает миллионы мигрантов из Ближнего Востока, Африки и Азии, которые исповедуют совершенно противоположные ценности в отношении гендера, политической власти, культуры, экономики и религии. Этот процесс не является спонтанным. Замещение населения в результате миграционных волн и радикализация мусульманской диаспоры может казаться таковым, но и то, и другое систематически поощрялись и поддерживались Саудовской Аравией, Катаром, Эмиратами и другими государства. Поразительно, что сверхбогатые монархии Персидского залива не приняли беженцев из Сирии, поощряя их движение на запад.
В первые десятилетия двадцатого века взаимодействие между исламом и Западом началось как серьезный вызов исламу, а к рубежу тысячелетия он превратился в угрозу для Запада. При решении этой проблемы основное внимание уделялось институциональным сбоям органов разведки и госбезопасности, а не проблеме культуры политических лиц, принимающих решения, что делает эту угрозу неизбежной.
Влияние непрекращающегося мусульманского миграционного притока в западный мир и последствия постоянно растущей исламской диаспоры неизбежно приводят к необходимости последовательной долгосрочной защиты. Контроль границ на суше и в море — только первый шаг. Применение четких критериев при принятии решения о том, кто будет допущен, имеет важное значение. С этой целью «исламский активизм» следует по существу рассматривать как подрывную, исключительно политическую, а не «религиозную» деятельность. Для всего вышеперечисленного цивилизационное обновление является необходимым условием. Оно запоздало, но не невозможно.
Использование непредсказуемого насилия — террора — против мирного населения для достижения идеологических, религиозных и политических целей, старо как мир. Его разнообразие, проистекающее из специфики исламского учения, традиций и исторической практики, стало общемировым феноменом; причём само по себе это разнообразие является угрозой «неверным» странам и их гражданам. Это относится к «войне четвёртого поколения», в которой особенно трудно определить конкретного врага и оценить последствия. Тысячи террористов могут быть посажены за решётку или ликвидированы, движение финансовых потоков может быть затруднено; но потенциальные и существующие человеческие ресурсы противника, его способность охватывать и мобилизировать их и особенно возможность рассчитывать на многомиллионную мусульманскую диаспору в западном мире постоянно растут.
Брезгливость политиков, заключающаяся в том, чтобы, не называя врага врагом, использовать эвфемизмы (например, «насильственный экстремизм»), является лишь одним из признаков общей болезни, которая не даёт возможности осуществлять последовательную политику. Явление, первоначально возникшее в локальных группах, превращается в глобальную сеть автономных ячеек. Они выращивают второе поколение своих «агентов», многие из которых являются натурализованными иммигрантами-мусульманами и их потомками. Их децентрализованная структура и правовой статус затрудняют применение контрмер. Не существует такое системы управления и контроля, которая сможет разрушать связи между автономными и самомотивированными группами молодых людей, прижившихся в странах-хозяевах.
Продолжение следует…