Миграционный джихад и моральный кризис Запада. Часть вторая
В первой части своей статьи обозреватель журнала Chronicles, доктор истории Саутгемптонского университета Срджа Трифкович рассуждал о том, почему ислам по сути своей враждебен западной культуре. Как она пытается справиться с этой угрозой – во второй части материала члена Международного консервативного клуба ПАРТИИ ДЕЛА.
Отчёт «Комиссии 9/11», представленный в 2004-м году в Вашингтоне, продемонстрировал ранние системные недостатки в популярных предположениях, что неизбежно привело к ошибочным выводам. Изначальной проблемой, согласно отчёту комиссии, были разногласия в рамках самой исламской цивилизации между реформаторами и традиционалистами в отношении таких вопросов, как положение женщин и немусульманских меньшинств. Реформаторам необходимо разработать новые исламские толкования этих вопросов, говорилось в отчёте. Само утверждение о существовании реформистского крыла в исламе, а затем «поручение» ему задачи пересмотреть некоторые из его ключевых библейских, правовых и социальных концепций, абсурдно. Это показывает, что Комиссия не понимала сам посыл и смысл священных мусульманских текстов, его долгую историческую практику и его нынешние политические амбиции. Разделение на «ислам», который можно реформировать, и отклонение в виде «исламизма» было казуистическим заблуждением, которое теперь стало аксиомой.
Попытки переформулировать доктрину джихада не новы, но они потерпели неудачу, потому что они выступают против многовекового классического вероучения. Несколько доброжелательных интеллектуалов столетиями твердили о существовании «исправленного» ислама; но, как заметил известный французский востоковед Клемен Уарт в 1907 году: «Пока новое учение о том, что Коран определяет как долг мусульманина по отношению к неверному, не стало широко распространённым и основополагающим для основной массы мусульманского населения, старые ортодоксальные установки должны восприниматься немусульманами как то, чем по сути является учение Мохаммеда и что направляет действия мусульман». Готовность некоторых стать объективно «неправильными мусульманами», отвергающими дискриминационные принципы традиционного ислама, может быть похвальной с человеческой точки зрения, но не изменят ислам как доктрину. Как отметил современник Уарта, британский исламовед Вильям Мьюр, реформаторская вера, ставящая под сомнение божественную власть, на которой покоятся институты ислама, или попытка путём рационалистического подхода или смягчения повлиять на изменение канонов, уже не будет исламом. Для мусульманина любая такая попытка является ересью.
Ислам рассматривает мир как постоянный экзистенциальный конфликт между Территорией Ислама (Дар аль-Ислам) и Территорией Войны (Дар аль-Харб), которая должна быть завоевана в процессе джихада. Это самое важное завещание Мухаммеда его последователям и источник постоянной борьбы. На юридический кодекс ислама, шариат, нельзя воздействовать с помощью здравого смысла, и любая такая попытка, опять же, считается ересью. Там, где есть воля Аллаха или закон, установленный его Пророком (как записано в хадисах), ни один человек и ни одно земное учреждение, такое как законодательный орган или неисламский суд, не могут вынести законное решение. Понятие народного суверенитета является еретическим, поскольку власть принадлежит только Аллаху. Политика не является частью ислама — это неотъемлемое ядро исламского категоричного утверждения об абсолютной власти Аллаха.
Массовая миграция ознаменовала собой рождение Исламской империи (Хиджра, 622 г. н. э.). С этого момента, цитируя Хомейни, «ислам вырос на крови». Первый удар по Европе был нанесён в начале VIII века через Гибралтарский пролив; второй — в XIV веке через Дарданеллы. Только в 1683 году исламский поход против Европы был окончательно остановлен у ворот Вены. Третья волна идет сейчас. Она началась в 1960-х годах, когда мусульманские гастарбайтеры в большом количестве начали прибывать в Западную Европу. Многие из них ожидали (и от них ожидалось) что они проведут лишь короткий период своей жизни в немусульманском промышленном Западе. Глубинное сопротивление необходимости подчиняться законам неверных было преодолено заманчивыми экономическими возможностями.
Однако с расширением численности и созданием явно мусульманских кварталов в западноевропейских городах в конце 1970-х годов первоначальная настороженность в отношении местной культуры была преодолена, а смелая идея заменить завоевание мечом демографическим завоеванием захватила умы активистов. План был разработан в 1981 году, когда Организация исламского сотрудничества на третьем саммите приняла «Декларацию Мекки», которая осуждала «угнетение, понесенное мусульманскими меньшинствами и общинами во многих странах», призывала «все государства, в которых есть исламские меньшинства, позволить им полную свободу» и обещала «распространять заповеди ислама и его культурное влияние» во всем мире
По иронии судьбы в то же время стратеги в Вашингтоне пытались использовать джихадизм как политико-военный инструмент. В своем знаменитом интервью Le Nouvel Observateur в январе 1998-го года Збигнев Бжезинский злорадствовал по поводу того, как администрация Картера спровоцировала исламское сопротивление просоветскому правительству в Афганистане и таким образом вовлекла Москву в войну; он назвал это «отличной идеей». К январю 1996-го года двое влиятельных американских журналистов, Якоб Хейлбрунн и Майкл Линд, одобрительно писали о роли США как лидера мусульманских стран от Персидского залива до Балкан с османскими землями в качестве «сердца третьей американской империи». Это была грубая, основанная на плохой информированности оценка, но она последовательно отражалась в политике руководителей государств на Балканах, на Кавказе и на Большом Ближнем Востоке.
В течение этих десятилетий, в соответствии с «Декларацией Мекки», каждый день в западном мире открывалась новая мечеть или исламский центр. Их число превысило 10 000 в 2016-м году. Для тех, кто подписал декларацию, это вовсе не означало, что мусульмане в этих странах перестали быть «угнетёнными»: они являются таковыми до тех пор, пока сообщество вокруг не живёт по законам шариата и пока они «оскорблены» неисламскими обычаями большинства. Хотя те, кто подписал декларацию (в частности, саудиты), открыто угнетают немусульманские общины на своих землях, это не мешает им требовать свободы для «угнетённых» мусульман на Западе.
Неизвестно по каким причинам, но европейские лидеры решили ускорить и облегчить этот процесс, допуская бесконтрольное замещение населения, запрещая публикацию информации о терактах и вероисповедании их исполнителей, преуменьшая опасность террористических атак и отрицая общий характер процесса. Известно, что немецкие СМИ молчали о нападениях мусульманских мигрантов в новогоднюю ночь с 2015 на 2016-й на немецких девушек и женщин на железнодорожной станции Кельна и в других местах в течение трех дней. После серии осуществленных мусульманами нападений со смертельными исходами летом 2016-го года в Германии посол в Лондоне Питер Аммон заявил: «Мы видим признаки благодарности, мы видим признаки того, что эти люди прилагают все усилия для интеграции… Требуется много времени и усилий, но она происходит». Он говорил неправду. На самом деле эти люди далеки от того, чтобы быть благодарными, они от души презирали «прогнувшихся» немцев. Невозможность для молодых немецких женщин в одиночку посещать многие общественные места и помещения после наступления темноты, не опасаясь группового изнасилования, является одним из результатов политики принятия беженцев фрау Меркель. Немецкие феминистки отвечают слоганом: «Лучше насильник, чем расист!»
Элита физически избегает последствий своих решений: они не живут в моноэтнических «гетто» окраин; они не отправляют своих детей в школы с маргинализированным контингентом. Они принадлежат к постсовременной светской теократии, основанной на принципах культурного марксизма, сосредоточенной на задаче реформирования и изменения западного человека. Ангела Меркель образцовый тому пример. Ее политика «открытых дверей» 2015-го года и ее отказ ограничить число мигрантов больше не поддаются рациональному аргументированию. После теракта на рождественском базаре в Берлине 19 декабря 2016 года она сделала умопомрачительное заявление о том, что «невозможно поверить в то, что преступник — беженец», и это предположение будет «особенно невыносимо для всех немцев, которые помогают беженцам на ежедневной основе». (И оно было!)
Меркель поставила остальную Европу перед двумя фактами: Германия примет неограниченное число мигрантов и будет использовать свое влияние в Брюсселе, чтобы заставить другие страны разделить это бремя во имя «европейского единства». Ее призывы к «совместному европейскому решению» — это всего лишь требование, чтобы остальные подчинились и создали закрытые шариатские районы в Кракове, Братиславе, Праге, Будапеште. Бывшие страны советского блока, к их чести, противостоят таким глупостям в целом и обязательным квотам ЕС в отношении мигрантов, столь любимым фрау Меркель, в частности. Их шансы спастись от демографического и культурного самоубийства, которое совершают их западные соседи, возможно, являются индикатором того, что коммунизм нанес меньше морального и духовного ущерба личности, чем гедонистический либерализм. Но немцы и другие европейские нации обречены жить с последствиями судьбоносных решений своих лидеров.
Продолжение следует…