Юрий Крупнов о создании 70 новых индустрий, способных спасти экономику России - Партия Дела
Присоединиться

Член Федерального Совета ПАРТИИ ДЕЛА, председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрий Крупнов в интервью «Регионам России» рассказал о стратегии вывода национальной экономики из кризиса в условиях ожесточенной санкционной политики стран Европы и США.

– Юрий Васильевич, у вас несколько сотен проектов в различных отраслях. Скажите, после введения крайне жестких санкций они сохраняют свою актуальность?

– Конечно, все мои проекты играли важную роль как до этого санкционного цунами, так и сохраняют её после. Это около 300 проектов, которые, грубо говоря, могут быть объединены в один мегапроект создания в России полномасштабных производительных сил. И здесь вопрос даже не в том, чтобы мы смогли заместить весь импорт. Речь именно о создании работающей системы полномасштабных производительных сил, которые могут в относительно короткие сроки произвести все, что необходимо для страны.

Такими производительными силами обладал СССР. Наш выдающийся Средмаш (Министерство среднего машиностроения СССР, Минсредмаш) был способен на выполнение практически любых поставленных задач. В этом выдающемся ведомстве шла работа по атомной энергетике, производстве урана, разработке ядерных реакторов, в том числе, с замкнутым циклом, при котором количество отходов стремится к нулю. Когда в 1989 году Минсредмашу СССР было поручено создать молочную индустрию и индустрию строительных материалов и т.д. Казалось бы, где молоко, а где атомная энергетика. Но если бы Союз не развалился, то Средмаш однозначно бы справился. Наличие имеющихся проектных мощностей, в особенности кадры – все это позволяло создавать все, что угодно. Там работали реальные криэйторы, изобретатели, а не нынешний косящий под творцов офисный планктон. И сейчас в результате всех этих санкций стало понятно, что после развала СССР на государственном уровне в России до сих пор никто даже не поставил задачу по созданию в стране полномасштабных производительных сил.

Нам нужно вернуться к лучшему советскому опыту. В этом смысле ещё более актуальным становится проект Совета Торгово-промышленной палаты РФ по промышленному развитию по созданию около 70 новых национальных индустрий.

Эти 70 новых индустрий, критически необходимых для развития российской экономики, были выявлены и определены нами на основании проблемного анализа структуры российского ВВП, конкретных товарных и услуговых групп, в ходе привлечения экспертов, отдельных команд и проектных инициатив.

7 лет мы продвигаем эти индустрии как в формате отдельных проектов, так и в целом в формате создания системы управления, способного организовывать подобные индустрии – в том числе в целях выхода на импортонезависимость страны, ухода от импорта по основным направлениям.

– Почему после 8 лет под санкциями наша экономика не смогла окончательно избавиться от импорта?

– Очевидно, что программа импортозамещения провалилась. Зависимость от импорта только выросла. А все потому, что там была неправильная постановка задач и их организация.

Правительству следовало выстраивать параллельный контур управления, нацеливаться на создание полномасштабных производственных сил на базе новых национальных индустрий. Тех же 70-ти, которые мы определили в ТПП РФ. Альтернативы нет. Вместо этого наше правительство занимается в основном текущими делами – да, очень важными, но не решающими принципиальные вопросы создания суверенной технологической базы страны и способности производить наиболее важные товары. Поэтому мы и продолжаем сохранять зависимость от импорта. И стоило международным отношениям обостриться, как тут же обнаруживается полный спектр проблем из-за запрета на ввоз иностранных комплектующих и материалов.

Нашим министрам вечно что-то мешает. Было время 15 лет назад, когда золотовалютные резервы ежедневно набухали, за неделю там набиралось 3-5 млрд. долларов. Тогда наши экономические чиновники истошно вопили, что наступила страшная ситуация, много денег приведет к «голландской болезни», когда происходит негативный эффект, оказываемый влиянием укрепления реального курса национальной валюты на экономическое развитие.

Тогда впервые после полутора десятилетия безденежья вдруг обнаружилось, что много денег – это кошмар. Для нашего правительства много денег – катастрофа, мало денег из-за падения курса валюты, санкций – опять паника и катастрофа. Пора от реагирования на постоянные катастрофы и ужасы перейти к выстраиванию стратегии и создать хотя бы относительно небольшой новый контур по развитию страны.

– Может, зависимость от импорта – это нормальное условие рынка?

– Нет, даже наши «партнеры» усиленно уходили от этого, делая свою экономику более суверенной.

Но самое важное – это сформированность в стране полномасштабных производительных сил, которые и дают самое главное – саму способность производить необходимые товары и услуги. Как раз то, что я говорил о советском Средмаше – одном только ведомстве (хотя, правильнее, конечно же, — суперведомстве).

Или другие примеры.  15 лет назад США поставили перед собой задачу стать максимально независимыми от импорта нефти и газа из стран Персидского залива и Большого Ближнего Востока. Тогда они зависели от импортного топлива где-то на 50%. Но сейчас всего за 10 лет Штатам удалось войти в тройку мировых лидеров по экспорту углеводородов. Они смогли избавиться от своей энергетической зависимости, потому что стремились к этому и имели все необходимые производительные силы, включая и разработку новых технологий, тот же так называемый «сланцевый газ». И сейчас США играют на нефтегазовых рынках и во многом определяют ситуацию.

Другой пример – Япония, у которой нет ядерного оружия. Но по состоянию своих производительных сил эта страна способна в кратчайшие сроки его создать. Буквально за год! Понимаете, нам необходимо наращивать свои полномасштабные производительные силы, чтобы в любых условиях быть способными создавать то, что нужно здесь и сейчас.

– Юрий Васильевич, вы говорите про 70 национальных индустрий. А можете назвать какие-то конкретные проекты, которые могли бы стать стратегическими для российской экономики?

Да, конечно. Вот, к примеру, индустрия экологического машиностроения (ЭКОМАШ). Мы до 5 млрд. долларов в год отправляем за рубеж на системы газо- и водоочистки, газоулавливаний и т.д., хотя у нас есть все возможности, в том числе и научно-технологические, производить их самостоятельно. Нам критически необходимо хотя бы базовые производства и НИИ по этому направлению. То же самое касается промышленного холодильного оборудования. Мы и тут полностью импортозависимые, не говоря уже об отсутствии производства тех же вагонов и, главное, контейнеров с регулируемыми средами. Мы даже и простые контейнеры не можем произвести.

Сейчас уже, после введения жестких санкций все вдруг закричали: в стране нет подшипников. Казалось бы, маленькая такая вещица, а является связующим звеном в машиностроении. Без этих связующих узлов, роликов и шариков, ни одна производственная система работать не сможет. И вот госкорпорация РЖД в ужасе – столкнулась с дефицитом подшипников для колес. Все остальные тоже в шоке, потому что у нас эта отрасль полностью развалена. Нам нужно создавать заново подшипниковую индустрию. И это опять же требует колоссального напряжения сил, подготовки кадров, поскольку сейчас специалистами в этой сфере, впрочем, как и во всех других,  остались считанные единицы. Кроме того, им уже далеко за 70.

Еще один пример – индустрия органического питания. В Нечерноземье зарастает порядка 20 млн гектаров пахотных земель. Это земли, которые отдохнули от различных химикатов: удобрений, гербицидов, пестицидов. Теперь у нас есть уникальная возможность использовать имеющиеся массивы таких пахотных земель с пользой. От производства органического молока и молочных продуктов, сыров и уникальных масел, типа вологодского, до выращивания овощей и масла из того же рапса, который, кстати, лучше растет в Нечерноземье. В этом смысле на бесхозных 20 млн гектаров может быть создана уникальная планетарная мегаферма, способная стать фактически поставщиком органической агропродукции для всего мира.

Немалую пользу для нашей страны может принести создание индустрии по производству льноволокна. Тогда мы сможет обеспечить страну высокоэкологичным текстилем, порохами из льняной целлюлозы, биоразлагаемыми одноразовыми изделиями, бинтами, а также и ставшими сегодня в один момент дефицитными подгузниками и прокладками и т.д. Огромный спектр применения у льна может быть, где сейчас, по сути, у нас все подчинено импорту.

– А у нас сейчас проблема с производством собственной одежды?

– Да у нас полная импортозависимость по тряпкам, грубо говоря. Причем речь не только об одежде, но и постельном белье, спецодежде, которая, включает, кстати, всю нашу армию и т.д. И все это у нас производится уже даже не просто на чужом хлопковолокне или синтетических нитях. Нет, мы теперь закупаем у других стран готовые ткани и пряжу. И пока наш экономический блок сидел и думал, что скупать у других выгоднее, чем производить самим, наш сосед – Узбекистан за 10 лет взял и создал собственную текстильную промышленность мирового уровня – под собственную хлопкосырьевую базу. Вот на кого надо равняться нашим министрам, вот у кого надо учиться.

Текстильная промышленность у нас полностью развалена, легкая промышленность в целом тоже оставляет желать лучшего. Те же брезенты для военных целей – нет наших, потому что изначально не налажено льноводство. Немного поднялись сектора конечных переделов – дизайн, шитьё, торговля – но им не на что опираться: своих тканей и пряжи практически нет, а уж их спектр и качество попросту никуда не годятся.

С другой стороны, взять пороха. У нас практически нет собственных – мы кормим весь мир и по той же целлюлозе, и по одноразовой посуде, по прокладкам и по подгузникам, которые  наполняются целлюлозными гидроскопичными компонентами. Сейчас американская компания Procter&Gamble прекратит поставки в Россию, так подгузников в стране не будет. Это ж абсурд, когда при этом зарастает 20 млн гектаров Нечерноземья. Более того, у нас зависимость от импорта по хлопковой целлюлозе, которая значительно уступает льняной по своим качествам. Та же гидроскопичность льна и его бактерицидность в 3 раза выше.

Сфера применения льняного волокна колоссальная. Вплоть до особых углепластиков угленов, то есть обугленных льняных тканей, которые умеют уникальное значение для технологического развития – те же композиты в авиастроении и космической отрасли. Кстати, их используют в производстве болидов для «Формулы 1» из-за легкости и высокой силы натяжения материала. Льняное волокно в композитах прочнее стали в 5-7 раз.

В этом смысле вопрос развития льняной индустрии не просто смежный, а стратегический. Россия всегда была мировым монополистом по льну – и до революции, и в советское время. Но если мы и дальше будем закрывать глаза на эту отрасль, то все потеряем. Тем более, что для развития льнаводства у нас все есть, кроме понимания правительства и способности правительства мыслить новыми индустриями, организовывать инфраструктуры новых индустрий – а не только оказывать меры государственной поддержки, когда поддерживать фактически нечего.

– Юрий Васильевич, а какой экспортный потенциал может иметь российский лен?

– Сейчас у Китая и Индии колоссальный дефицит льноволокна для текстильных нужд. Причем Индия могла бы стать наравне с КНР ключевым производителем льняного текстиля, но она не может, т.к. для неё в мире попросту нет льносырья. Поднебесная тоже везет к себе лен из Франции и Бельгии. Нормандия – северный регион Франции – мировой лидер по производству льноволокна с момента развала СССР. При этом этот регион в 5 раз меньше одной только Тверской области (!). Вдумайтесь, Нормандия умудряется обеспечивать всю мировую промышленность льном с площади посевов в 90 тыс гектаров, когда в одной Тверской области только по официальным данным зарастает 800 тыс гектаров пахотных земель – в 10 раз больше, чем у мирового лидера Нормандии. А у нас есть минимум 30 таких областей, как Тверская, где можно успешно выращивать лен-долгунец. Это дополнительно еще Новгородская, Костромская, Псковская, Смоленская, Ивановская, Ярославская, Московская, Вологодская, Нижегородская, Калининградская, Ленинградская области и республика Марий Эл.

Понимаете, дело совсем не в санкциях. Просто каждый раз, когда против нашей страны вводят какие-то ограничения, мы вдруг прозреваем, что ничего своего так и не сделали. И вместо того, чтобы стать мировой державой по производству того же льна, мы отдаем рынок крошечной Нормандии, одновременно забывая про свои миллионы гектаров пахотных земель. И все нашим министрам некогда и не до того. Вот когда правительство наконец-то проснется и выйдет из своего странного оцепенения, тогда нам и никакие санкции не страшны будут. Да и никто их вводить против нас не посмеет, когда уже сам мировой рынок станет зависимым от нас.

Следующая новость
Владимир Боглаев: на санкции мы повлиять не можем, но можем решить вопросы с поддержкой промышленности внутри страны