Океан науки без иллюзий: интервью кандидата в президенты РАН Роберта Нигматулина
В интервью известному журналисту и писателю Владимиру Губареву академик, кандидат в президенты Российской академии наук рассказывает о том, за что сегодня критикуют оплот российской науки и как в нынешних условиях можно повысить престиж профессии учёного.
Финиш нашей беседы с академиком Робертом Искандеровичем Нигматулиным не столько удивил меня, сколько обрадовал: всё-таки в нашей Академии сохраняются еще открытость, честность и мудрость. Члены РАН в отличие от других слоёв общества ещё хранят и берегут те черты характера русского человека, которые ему присущи с глубины веков. Я имею в виду заботу о благе всего общества, а не только о себе любимом. Эта прекрасная черта кандидата в президенты РАН, безусловно, не может не импонировать каждому, кто знаком с академиком Нигматулиным.
А наш разговор начался с вопроса, который я не мог не задать:
— Каковы причины, по которым вы согласились участвовать в выборах президента РАН?
— Вся моя трудовая жизнь, мои достижения, моменты творческого вдохновения связаны с двумя жемчужинами российской цивилизации — Московским университетом и Российской академией наук. Через семь лет нашей академии, созданной Петром I, исполнится 300 лет. Сейчас государственность РАН под угрозой, идёт её сползание в статус клуба академиков и членкорров. Для меня, как и для моих близких, друзей и коллег, это трагедия. История не простит ни Правительству, ни современному обществу, ни нам — членам РАН, если мы не выведем Академию из траектории падения на траекторию взлёта. У меня есть опыт и идеи, чтобы преодолеть кризис в РАН. О главных идеях я рассказал на встрече группы академиков с Президентом России В. В. Путиным.
— Какие проблемы вы выдвинули как главные для РАН?
— Наши ведущие учёные держат планку исследований по математике, физике, химии, биологии, геологии, гуманитарным и общественным наукам на высоте. Славу Российской науки в зарубежных научных центрах приумножают академики С. П. Новиков, Я. Г. Синай, Р. З. Сагдеев, Р. А. Сюняев, член многих самых престижных академий наук мира Г. И. Баренблатт, лауреат Филдсовской премии С. Н. Смирнов и многие другие. Российскому образованию в знаменитом Московском физтехе (МФТИ) обязаны нобелевские лауреаты А. К. Гейм и К. С. Новосёлов. Нас уважают, приглашают выступить с пленарными лекциями. Например, в прошлом году я в числе трёх иностранных ученых был приглашён на заседание Национальной академии наук Германии «Леопольдина», чтобы рассказать о наших исследованиях океана. На этом заседании выступала канцлер А. Меркель.
Каждый год в День России Президент РФ вручает Государственные премии РФ за выдающиеся работы нашим выдающимся учёным. И эти работы не ниже по уровню с работами, награждаемыми Ленинскими премиями во время расцвета нашей науки. Тем не менее за последние годы сложилось недовольство Российской академией наук как со стороны власти, так и общества. Для этого имеется две причины. Первая — недовольство системой управления, ослаблением влияния РАН на развитие науки. Вторая причина — общество не видит инициативы Академии наук в разработке научных концепций для решения проблем нашей страны.
Первейшая проблема сейчас — стратегия социально-экономического развития страны. Почему от имени государства её должно разрабатывать только Министерство экономики и Центр стратегических разработок во главе с А. Л. Кудриным? Конечно, Академия наук должна дать её всестороннюю научную проработку и доложить её тем, кто принимает решения. Л. Н. Толстой заявил: «На науку надежда слабая. Уж очень она сама собой занимается». А П. Л. Капица писал Н. Бору в 1936 году: «Учёные прежде всего заботятся об условиях своей личной работы и терпеть не могут широкой постановки вопросов». Эти синдромы учёные должны преодолеть. Примером может служить сам академик П. Л. Капица, который не робел и ставил перед И. В. Сталиным «широкую постановку» проблем как развития науки, так и развития промышленности! А роль науки в ответе на быстро развивающиеся вызовы в ХХI веке должна возрастать. Иначе будут «напрасны наши совершенства».
В 1950 — 1980-е годы вице-президенты АН СССР были членами ЦК, депутатами Верховного Совета СССР. Их приглашали на заседания Политбюро. Государственный комитет по науке СССР возглавляли академики В. А. Кириллин, Н. П. Лавёров, Г. И. Марчук. Ректор МГУ академик И. Г. Петровский был членом Президиума Верховного Совета СССР. Всё это подстёгивало Академию наук к участию (хотя и в определённых «идеологических» пределах) в решении государственных проблем, в частности, в разработках по энергетическим, атомным, космическим программам и программам обеспечения минеральными ресурсами. Активную роль в решении проблем здравоохранения и аграрного комплекса играли, соответственно, Академия медицинских наук СССР и Академия сельскохозяйственных наук СССР. Президенты этих академий также были представлены в руководящих органах страны. Во власти (ЦК, Верховный совет) были представлены и деятели культуры, а именно — лидеры союзов писателей, композиторов, художников, театральных обществ и др. А сейчас только президент РАН участвует в работе правительства и регулярно встречается с Президентом страны. На этих заседаниях и встречах президент РАН должен ставить как вопросы фундаментальной науки, так и государственные проблемы, представлять научный взгляд на развитие производительных сил, на социально-экономические проблемы, на развитие культуры и российской цивилизации. Тогда Академия наук будет способствовать подъёму научного уровня власти и народа. Каждая проблема страны — комплексная и имеет научную компоненту.
Например, здравоохранение — это не только медицина. В здравоохранение проникает математика, физика, химия и информатика, новые приборы. Здравоохранение является важнейшей составляющей экономики и безопасности страны.
Чиновники, не имеющие реального опыта, приняли массу «новаций» в образовании. В результате понижается интеллектуальный уровень и интеллектуальная воля управленцев, чиновников, молодёжи, уровень инженеров и врачей. Опыт показывает, что нововведения в образовании должны быть выверенными и постепенными. Они не должны проходить без обсуждения и согласования в Академии наук.
— Активность Академии наук сильно зависит от президента Академии?
— Безусловно. Президент Академии должен уметь чётко излагать научное видение проблемы, которое он должен вырабатывать с научными лидерами. Опираясь на науку, он должен быть сильным на заседаниях Правительства, тогда с ним будут считаться по всем вопросам, в том числе и при обсуждении обеспечения науки. Иначе «напрасны наши совершенства» в математике, физике, химии, биологии и т. д.
— Расскажите о своем жизненном опыте и научном кругозоре?
— Моя специальность — теоретическая механика и физика многофазных и многокомпонентных систем. Это многопараметрические системы, и я разработал методы их математического моделирования.
Основой такого моделирования являются балансы массы, импульса, энергии и энтропии для каждой компоненты и среды в целом. Мой опыт показывает, что анализ балансов разных параметров является ключевым в разных системах — физических, биологических, социальных. И нужно научиться эти балансы находить. Именно анализ балансов позволяет реализовать главную задачу науки, сформулированную великим американским физиком Дж. Гиббсом: «Одна из главных задач науки — найти такую точку зрения на изучаемый предмет, из которой этот предмет видится простым». Моя теоретическая работа вывела меня в широкое поле приложений в технике и в природных процессах. Благодаря этому я стал академиком.
Это во-первых. Во-вторых, последние 15 лет я занимаюсь социально-экономической тематикой. Дело в том, что экономическая система многокомпонентна аналогично химическому реактору. В экономической системе действуют общие и межотраслевые балансы, аналогичные балансам массы в химическом реакторе. Система линейных алгебраических уравнений для межотраслевых балансов (МОБ) была выведена Василием Васильевичем Леонтьевым (1905–1999). За эту работу он получил нобелевскую премию по экономике (1973), а использовал он её в США. МОБ широко используется во всех странах, за исключением России, хотя до 1991 года он у нас активно разрабатывался. Сейчас на экономических факультетах его преподают очень поверхностно. Я его развивал при разработке экономической стратегии в Башкирии, и сейчас возрождаю МОБ на мехмате МГУ. Я развиваю идеи балансов в экономической теории применительно к современным реалиям. Меня приглашают на экономические форумы, где я выступаю с пленарными лекциями и получаю поддержку лидеров экономической науки. Мои разработки поддерживали выдающиеся академики Л. И. Абалкин и Д. С. Львов. Недавно поддержал академик А. А. Аганбегян. Я сотрудничал с академиками В. В. Ивантером, С. Ю. Глазьевым, членами-корреспондентами РАН Р. С. Гринбергом и Д. Е. Сорокиным. Член-корреспондент РАН, заместитель директора Центрального экономико-математического института РАН А. Р. Бахтизин начинал свои исследования под моим руководством.
В-третьих, мой опыт разноплановый. Я прошёл путь от выпускника МВТУ им. Н. Э. Баумана (энергомашиностроение) и МГУ им. М. В. Ломоносова (математика) до профессора МГУ. Я работал во Франции и США и публикую с американскими коллегами результаты наших совместных исследований. Я участвовал в создании Тюменского научного центра СО РАН и был директором-организатором там Института механики многофазных систем (ИММС). Работал председателем Уфимского научного центра РАН и президентом Академии наук Республики Башкортостан, И, наконец, стал членом президиума РАН и директором одного из крупнейших институтов РАН — Института океанологии им. П. П. Ширшова.
— Как вы попали в Башкортостан?
— В январе 1993 года руководство РАН направило меня (директора ИММС) в Уфу (40 минут авиаполета от Тюмени), где возник острый конфликт в связи с организацией Академии наук Республики Башкортостан. Руководство Башкортостана рассматривало республиканскую академию наук как атрибут суверенитета Республики, чтобы по призыву Б. Н. Ельцина побольше «проглотить» этого суверенитета. Организаторы АНРБ подтолкнули руководство РБ к тому, чтобы все институты РАН в Уфе, объединенные в Уфимском научном центре РАН, подчинить республиканской власти через АНРБ. Вместе с президентом РАН Ю. С. Осиповым мы сумели убедить руководство РБ реформировать АНРБ и преодолеть волюнтаризм. Я был избран президентом АНРБ и возглавил обе академические структуры: УНЦ РАН и АНРБ. А это большой комплекс академических и отраслевых исследовательских институтов.
В УНЦ РАН — институты всего спектра фундаментальных исследований. Это институты математики, физики, механики, химии, катализа, биологии, биохимии, геологии, материаловедения, экономики, этнографии, филологии и истории, ботанический сад. В АН РБ отраслевые институты. Это институты нефтедобычи, транспорта нефти, нефтепереработки и нефтехимии, гербицидов, сельского хозяйства, глазных болезней, медицины труда, иммунопрепаратов. В обеих академиях около 3000 сотрудников. В Уфе 5 крупных университетов (классический, авиационный, нефтяной, медицинский, аграрный, педагогический) и два вуза поменьше (сервиса и госслужбы). Башкортостан с населением 4 млн. человек — это модель всей России. Многонациональная республика. В «горячие» и кризисные 1990-е годы пришлось вникать и в национальные (этнические) проблемы. Всё там было! Меня запугивали Конгрессом татар и Курултаем башкир. Последний в 1995 году вынес резолюцию с ходатайством о снятии меня с поста президента АНРБ, а через год тот же Курултай объявил мне благодарность. Было всё! Борьба и сотрудничество, преодоление распрей и созидание, и это завершилось тем, что все заседания президиумов и общих собраний УНЦ РАН и АНРБ стали совместными, что позволило идейно объединить научное сообщество.
В АНРБ отделения состояли из 2 — 3 академиков и 4 — 5 членкорров. Поэтому к работе АНРБ мы были вынуждены привлечь ведущих докторов в качестве ассоциированных членов. Они имели право голоса в своих отделениях при решении всех проблем, в том числе и при выборах академиков АНРБ. А к этим выборам мы приглашали в качестве выборщиков на секциях лидеров науки из Москвы, Новосибирска и Казани. Всё это оживило деятельность АНРБ. Но я далёк от мысли переносить это на большую академию, какой является РАН. Приходилось мне много работать и с властными структурами. И в эти «проклятые 90-е годы» нам удалось поднять авторитет науки. За счёт республиканского и федерального бюджетов мы строили жильё для учёных, построили современный лабораторный корпус для институтов УНЦ РАН. Я возглавил разработку программ социально-экономического и гуманитарного развития Башкортостана. Впервые был разработан и опубликован межотраслевой баланс экономики Республики, основанный на матрице производственных затрат.
В последние годы, бывая в Уфе, я слышу признания не только моих «союзников», но и моих «ярых» оппонентов и критиков о том, что «мои 13 башкирских лет» были в их жизни самыми активными и интересными. Пришлось работать депутатом республиканского парламента, Госдумы РФ и Парламентской ассамблеи Совета Европы. На одной из сессий ПАСЕ в 2001 году я по поручению Госдумы был единственным представителем РФ и выступал в окружении недоброжелательных парламентариев Европы, защищая наш парламент от санкций за войну в Чечне. 7 лет в работы в Сибири и 13 лет в Башкортостане, перемежаемые с работой в США и Франции, мне, выросшему в московском дворе и московской школе на Арбате, получившему образование в МВТУ и МГУ и ставшему профессором на знаменитом мехмате в МГУ, дали огромный опыт руководителя. Конечно, всё это президентский опыт, включающий руководство теми, кто избран пожизненно. И это опыт ответственности за целый «завод» в моменты его кризиса и перестройки. Да, это не очень большой «завод» по сравнению с большим «комбинатом», каким является Российская академия наук. Но этот опыт у меня есть.
— Но вы были руководителем не только в Тюмени и Уфе?
— После 20 лет работы в Сибири и Башкортостане в 2006 году я вернулся в родную Москву и был введён в президиум РАН, а по рекомендации вице-президента РАН Н. П. Лавёрова выбран директором Института океанологии им. П. П. Ширшова, который переживал кризис. Это большой (1200 человек) комплексный институт с 5 филиалами в разных городах и флотом с 13 океанскими судами. В нём и гидродинамика, и акустика, и математическое моделирование, и география, и химия, и биология, и геология, и инженерия.
— Весь Мировой океан как объект изучения!
— Да, океан, покрывающий 72% поверхности Земли. А это климат, пищевые и минеральные ресурсы, биологическая продуктивность, транспорт, катастрофы (цунами и волны-убийцы), военно-морской флот и т. д. Не только нефть и газ, но и даже руды будут лет через двадцать добываться в океане. Институт вместе с ВНИИОкеангеологией получил премию Правительства РФ за открытие и оценку сульфитных океанских месторождений.
Ректор МГУ академик В. А. Садовничий вернул меня на родной мехмат, где я по совместительству заведую кафедрой газовой и волновой динамики. Здесь я завершил работу над своим большим учебником «Механика сплошной среды. Кинематика. Динамика. Термодинамика. Статистическая динамика» (М.: 2014) с новой концепцией, основанной на моём многолетнем опыте чтения лекций в разных университетах России, США, Франции и Англии.
— А чтобы вы отметили в вашей работе члена президиума РАН?
— Из нынешней работы наиболее сложной является руководство Советом по гидросфере. В Совет входят руководители всех институтов РАН, организующих экспедиции на океанских, морских, озёрных и речных судах. Совет, во-первых, должен обеспечить содержание и ремонт судов. А во-вторых, разработать ежегодные планы самих экспедиций. И всё это в пределах выделенного бюджета (1,1 миллиарда руб. в год). Из многих других проблем, которыми я занимался, отмечу ещё только одну проблему, которую мне удалось разрулить за последние три года. Она связана с судьбой региональных научных центров РАН после выхода закона 2013 года.
По этому закону одно юридическое лицо (президиум центра) не может руководить другим юридическим лицом (институтом). В результате в некоторых региональных научных центрах РАН перестали работать президиумы, директора институтов перестали контактировать с председателем центра. Пришлось искать как варианты приспособления и минимизации разрушительных тенденций, так и оперативно влиять на руководителей институтов и руководителей центров, чтобы они не разрушали многолетнее единение, сложившееся за более, чем 60 лет. Ведь все региональные центры были созданы решениями руководителей государства. Я по поручению президиума РАН курировал Казанский и Уфимский научные центры. Вместе с директорами институтов по примеру Красноярского научного центра, который провел реформу во главе с академиком В. Ф. Шабановым, нам удалось найти формулу для сохранения и укрепления центров без существенной потери самостоятельности институтов. Эта формула после преодоления противоречий была поддержана в Казани и Уфе единогласно. Вы видите, что по разнообразию научной, педагогической и управленческой деятельности, взаимодействия с властью, преодоления конфликтов и управления реформами у меня по сравнению с другими кандидатами есть преимущества. Впрочем, каждый кандидат будет делать акцент на свои преимущества. По Закону РФ отбирать кандидатов будет Правительство, голосовать члены РАН, утверждать Президент РФ. А я лишь предлагаю свои услуги. Примут, буду работать, не жалея сил.
— А вот личные ваши достижения в науке, какие бы вы выделили?
— Как я уже Вам сказал, я разработал методы математического моделирования движения многофазных и многокомпонентных систем, которые являются многопараметрическими. Такие системы могут иметь разную структуру. Особое внимание я уделил газожидкостным и дисперсным средам с физико-химическими превращениями, ударными волнами и волнами горения. В двухфазных средах мы обнаружили ряд парадоксов, когда изменением малых параметров можно сильно влиять на поведение среды.
Эта тематика актуальна в энергетике, в том числе атомной, в космической технике, химических технологиях, нефтегазовых делах, океанологии, экологии. Помимо теоретических разработок пришлось заниматься процессами в тепловыделяющих каналах ядерных реакторов, в трубчатых печах нефтепереработки, разбираться, как предотвращать в них кризис теплоотдачи, кипения и «склероз», предотвращать взрывы. Занимался обработкой металлов взрывом, вызывающим упрочнение, из-за перестройки кристаллической решётки. Многофазные системы — это и нефтяные пласты. У меня есть труды по увеличению и интенсификации нефтеотдачи пластов. В последние годы я со своими учениками и группой американских коллег увлечён сверхсжатием пузырьковых кластеров в жидкости для достижения кратковременных (пикосекундных) экстремальных параметров, в том числе и термоядерных. О своих работах по экономике я уже упоминал в начале нашего разговора. Исходя из экономических балансов, я определил ряд необходимых условий экономического роста. Последние несколько месяцев я занимаюсь анализом гидро- и термодинамических уравнений, описывающих климатические и метеорологические процессы.
— Значит, вы можете объяснить, что происходит у нас с погодой?
— Надеюсь, смогу. Климатическая система чрезвычайно сложна. В РАН её теоретическое исследование сконцентрировано в Институте физики атмосферы и Институте вычислительной математики. Всех волнует глобальное потепление климата Земли. Одна из причин — увеличение концентрации углекислого газа. Но изменение климата определяется не только им. Должны быть и обратные связи. В частности, повышение температуры из-за углекислого газа приводит к увеличению содержания водяного пара, т. к. воды на Земле много. Хотя водяной пар тоже парниковый газ, но увеличение его содержания может увеличить облачность, которая будет сильнее отражать солнечную радиацию и остановит глобальное потепление. Но это пока гипотеза.
— Ваш коллега академик Ю. А. Израэль предлагал создать пылевой экран вокруг планеты, и тем самым понизить температуру. Фантастика, конечно, но все возможно сейчас?
— Юрий Антониевич был выдающейся личностью. Но мы боимся засорять Землю такой пылью, и потом, это дорого. И много ещё неясного.
— Через пару столетий всё прояснится?
— Прояснится через 10-15 лет.
— А выдержите ли Вы нагрузки, которые ложатся на президента РАН?
— Мой возраст — средний среди академиков. Прежде чем принять предложения моих коллег согласиться на выдвижение, я проанализировал все обстоятельства, связанные с моим возрастом. Я веду очень активную жизнь, занимаюсь физкультурой, каждый год прохожу медицинский скрининг. Врачи меня ободряют. Меня ободряют и довод моих коллег: «Только вы сможете!» Поэтому мои года — моё богатство. Я смогу.
— Кто из президентов Академии вам ближе всего по складу характера, по отношению к людям, по занятию наукой? Не будем трогать только последних двух президентов — Осипова и Фортова…
— Сочувствую Сергею Ивановичу Вавилову.
— «Сочувствую» — что вы имеете в виду?
— Драматическая судьба. Я читал его воспоминания. Выдающийся учёный. Я думаю, что нам нужен президент типа Анатолия Петровича Александрова. Именно он для меня ориентир.
— Почему?
— Он объединял в себе физика, инженера и государственного деятеля, умел чётко и доходчиво объяснить достижения науки. Руководители страны, слушая его, проникались уважением к науке. Это сейчас очень актуально. Мне по моей науке близки, конечно, и математик и механик М. В. Келдыш, и математик и физик Г. И. Марчук. Недооценен выдающийся химик А. Н. Несмеянов, определивший судьбу Московского университета на Воробьёвых горах и противостоявший волюнтаризму Н. С. Хрущёва. Кстати, все упомянутые президенты АН СССР были выдвинуты высшим руководством СССР.
— Вы коснулись темы: наука и власть. В чём беда последних десятилетий Академии наук России?
— Во-первых, хотя в мировой науке есть колоссальные прорывы — в частности, в науках о жизни и информационных технологиях, — у руководителей многих стран создаётся впечатление, что слишком много средств тратится на науку в целом. А значительная доля национальных доходов США и Европы «утекает» в избыточные доходы, приходящиеся на 1% населения, являющегося богатейшим. В США эта доля достигла 25%, а в России эта доля особенно велика и по моим оценкам превышает 40%. Это патологический дисбаланс, и о нём пишут нобелевские лауреаты по экономике Д. Стиглиц, Э. Маскин, П. Кругман, автор выдающейся книги о капитале XXI века Т. Пикетти. Сверхдоходы богатейших изымаются из реальной экономики и идут на создание финансовых «пузырей» и сверхпотребление роскоши.
Во-вторых, в 90-е годы многим было не до науки, потому что наша страна рухнула, социально-экономический строй сменился на новый, к которому мы не смогли приспособиться. Сменились приоритеты государства. Приоритеты полностью перешли к чиновникам, банкирам, богачам. А учёные остались на обочине. В эти годы я четверть времени с учётом отпусков работал в Америке и Франции и несколько месяцев в Кембридже (Великобритания). Возвращаясь в Уфу, я оттуда привозил писчую бумагу. Вот в таком состоянии мы были… Конечно, науку, как и всю социальную сферу, обрушили — катастрофическое недофинансирование. Сейчас нам катастрофически не хватает 40 — 50-летних специалистов, способных быть руководителями, потому что 25 лет назад многие энергичные 25-летние парни и девушки или уезжали за границу, или уходили в торговлю.
Острое недофинансирование мы до сих пор не преодолели. На встрече группы академиков с В. В. Путиным я привёл цифры: на социальные расходы для развития человека (образование, здравоохранение, науку и культуру) у нас 10% ВВП, в Европе — 25%. За счет чего взять недостающие 15%? Вот этим должна заняться экономическая наука. У интеллигенции складывается впечатление, что их можно взять за счёт сокращения военных расходов. Но они в России составляют всего 4% ВВП. А катастрофическое недофинансирование приводит к нищете духа. Это надо преодолеть. В науке обязательно должны быть полёт и страсть. Обязательно!
— Но отправлять-то в полёт должна власть!
— Власть должна обеспечивать полёт. Но ответственность ложится и на руководство РАН. Российская академия наук должна осознавать себя самоуправляемой частью государства российского.
— А как вы относитесь к идее Андрея Дмитриевича Сахарова о том, что вообще нужно правительство технарей и учёных, а политологов и юристов держать в статусе советников?
— Политическая жизнь, государственная деятельность в странах западной демократии близка к кризису. Маргарет Тэтчер предупреждала: «В наш век специалистов по воздействию на общественное сознание и средств массовой информации очень опасным становится увлечение лидеров модой и отказ от здравого смысла». Как происходят выборы в США и Европе, кого они избирают? Голосуют «все», а на практике около половины имеющих право голоса не видят смысла в голосовании. А среди той половины, которая голосует, значительная часть некомпетентна, и их сознание дезинформировано телевизионными шоу. И с преимуществом в 1-2% выбираются главы правительств, принимаются решения по сложнейшим вопросам жизни страны — таким, как войти в ЕС и НАТО или выйти. Пример из нашей жизни. Кто победит в теледебатах маршал Жуков или артист Михаил Ульянов, играющий маршала Жукова? Ответ очевиден. Конечно, великий актёр, а не великий маршал.
Я убежден, что в экономике и государственных делах надо усилить роль инженеров, специалистов аграрного комплекса, учёных, врачей и т. д., то есть специалистов, имеющих опыт конкретного созидания. Программы развития страны должны предлагаться не только партиями, где преобладают юристы, политологи и менеджеры. Может быть, половину парламента лучше выбирать по сословиям — от РАН, от общества медиков, от общества учителей, инженеров, деятелей культуры и т. д. по определенным квотам. Примерно как это было в горбачёвском съезде народных депутатов. Возможно, некоторые скажут, что опыт оказался неудачным, но это не значит, что его не надо изучать.
— Я вспоминаю, какую борьбу вы вели за исследовательский флот РАН. Как удалось его спасти?
— Мне чуждо рыночное общество. Рынок — один из механизмов экономики, который превратили в суть и идеологию экономической и социальной жизни. Звучит как заклинание: Рынок! Рынок! Но главное в экономике — производительные силы! А для их развития необходимо соблюдать баланс.
Приведу пример. Как было в Институте океанологии в 1950 — 1980-е годы не при рыночных порядках? Научные сотрудники предлагали план экспедиций, который утверждался в президиуме Академии наук, и посылался в Министерство морского флота (ММФ). Для него этот десяток академических экспедиций по отношению к морскому флоту страны — это копейки, но идущие на развитие страны! И ММФ готовило эти рейсы — где взять топливо, куда зайти судам, как их обеспечить. А сейчас мы, учёные, копейки считаем, сколько нам выделено денег, мы должны сами обслужить эти суда, содержать их и так далее. Мне удалось добиться, чтобы расходы на содержание флота институтов РАН выросли со 170 млн руб. в год до 1,1 миллиарда. И помог нам В. В. Путин, тогда Председатель Правительства РФ, после того, как в 2010 году посетил нашу экспедицию на Байкале.
Тогда, когда на несколько минут мы с ним остались один на один, я сказал: «Владимир Владимирович, не моё дело заниматься сдачей в аренду помещений, судов. Дайте мне полфутболиста, я решу проблемы». Вот эта фраза — «полфутболиста» — ему запомнилась. «Хорошо, давайте вернёмся к этому вопросу через полтора-два года» — ответил он. Я тогда подумал: «Как я ему напомню через полтора-два года?» А В. В. Путин, не забыл. Поразительно! Ведь рядом никого не было! Он не забыл, и через два года выходит его резолюция, как Президента РФ: «Правительству и РАН рассмотреть вопрос материально-финансового обеспечения научного флота». Думаю: ну всё, дело сделано! Нет, оказывается. Ещё два года проходит, Министерство образования и науки ничего не делает. Тут нам помог помощник Президента РФ А. А. Фурсенко, который подписал письмо В. В. Путину, что Правительство ничего не сделало, что учёные оптимизировали свои потребности, готовы объединить все суда в центре коллективного пользования, и тогда минимальная сумма для обеспечения флота РАН составит 1 миллиард рублей в год. Президент написал: «Согласен». Т. е. мы получили подтверждение. Это в конце 2012 года было.
А через полтора года пришло ФАНО. В присутствии А. А. Фурсенко я объяснил руководителю ФАНО М. М. Котюкову, как должен быть устроен академический флот, что содержание судов не научная, а почти коммунальная проблема, это хозяйство, что нет дефицита судов, их нужно объединить в центре коллективного пользования. Ненужные списать. И тогда он, как бывший замминистра финансов к 2016 году «пробил» в Минфине этот миллиард в год. Если бы не это, не знаю, как бы мы содержали научно-исследовательские суда.
— Списали бы и забыли о том, что нужно исследовать Мировой океан!
— О такой перспективе я даже думать не могу. Многие в Академии наук недооценивают исследования океана. А океан помимо климата, транспорта, катастроф и среды военно-морского флота — до конца неоценённый резерв пищевых, лекарственных и минеральных ресурсов для растущего населения на Земле. Повторю, океан занимает почти три четверти поверхности Земли. Суша наших континентов — остров в океане.
— Много довелось в жизни походить по океану?
— Вы знаете, нет.
— Нет?
— Я же математик, не экспериментатор. Но на Северном Полюсе был, в некоторых небольших экспедициях участвовал.
— Вернёмся к проблемам Академии?
— Среди академического сообщества преобладают пожилые люди. Я понимаю, возраст сказывается у всех по-разному: одному больше 70 — это одно, другому — это другое.
У нас в Институте океанологии работает академик А. П. Лисицын, которому 94 года. Он был штурманом на бомбардировщиках во время Великой Отечественной войны, после чего стал выдающимся учёным по геологии океана, и сейчас его научной активности и страсти могут позавидовать многие молодые. Пример научной активности и творческой силы показывает выдающийся теоретик, член самых престижных академий наук мира Г. И. Баренблатт, которому исполнилось 90 лет. Но когда пожилые преобладают в статистике, это проблема.
Но молодёжными вакансиями мы никогда эту проблему не решим. Омолаживать наше академическое сообщество следует привлечением ведущих ученых из докторского корпуса НИИ и университетов. Им надо дать права и ответственность вместе с членами РАН, например, за координацию работ по государственным заданиям, распределение ресурсов по программам фундаментальных работ РАН и др. Да и выборы новых членов Академии нужно усовершенствовать. Может быть, научным советам РАН поручить проводить голосование по соответствующим им вакансиям, чтобы отобрать 2-3 кандидата на каждую вакансию для голосования на секции РАН. Надо подумать об этом всем вместе.
— То есть нужно создать систему отбора талантливых исследователей и руководителей?
— Да! Но прежде чем дать пожизненное звание более молодому учёному, нужно его испытать у нас в ответственной работе, в отделениях и научных советах РАН. Но необходимо оценить все последствия. В Академии наук нельзя рубить с плеча. Но и нельзя сидеть, ждать погоды, поэтому нужен активный обмен мнениями, и нужно принимать решение. Стремясь к активизации 30-50-летних, к омоложению руководства лабораториями, институтами, отделениями и всей Академии наук, нельзя переусердствовать и стать рабом установленных чиновничеством возрастных границ, нельзя это делать за счёт урезания активности признанных лидеров науки. Более того, модернизация Академии наук должна проводиться учёными старшего возраста, преодолевая «детскую болезнь левизны».
В заключение я хочу сказать о непопулярной теме в обсуждениях судьбы науки в современной России. Фундаментальная наука, люди, работающие в научных и образовательных учреждениях, нуждаются в особой заботе со стороны общества и государства. Без такой заботы наука чахнет, лишается престижа и становится очень слабой. Беспокоясь об омоложении РАН, мы не должны забывать и о пожилых учёных. Во-первых, других выдающихся учёных у нас нет, их опыт бесценен и не должен игнорироваться. Во-вторых, общество и власть должны проявлять особую заботу о своих выдающихся гражданах, условиях их жизни.
До «перестройки» учёные жили в относительно привилегированных условиях, но сейчас привилегии, причём многократно завышенные, перешли к чиновникам, депутатам, банкирам и «топ-менеджерам», а учёные стали бедными. У нас рухнула академическая медицина. Даже академики нуждаются в улучшении жилья, лечении, особом уходе за больными. Это должно стать особой заботой президента РАН.
… На этом наша беседа не завершилась. Мы поговорили о политике, о ситуации в мире. А потом я спросил Роберта Искандровича, кого бы он видел на посту президента РАН, исключая себя.
— Для этого необходимо изучить программы всех претендентов и проанализировать их опыт работы в качестве руководителей. Думаю, так сделают все члены РАН, которые 25 сентября будут выбирать своего лидера.
Источник: официальный сайт Российской академии наук.
Фото: Уфимский научный центр Российской академии наук.